Евгений Фельдман. Мечтатели против космонавтов

Дорогие читатели!

По вашим просьбам мы возобновляем публикацию книги Евгения Фельдмана «Мечтатели против космонавтов» в рубрике Книга с продолжением. Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу и в аудиоверсии, и в бумажном виде и даже с автографом автора!

Читайте, оставляйте восторженные комментарии!

Редакция Книжного клуба Бабук

Глава 27. Ни выбора. ни перемен.
Продолжение

Вдоль Тверской тянулась бесконечная синяя полоса — у обочины вплотную стояли городские автобусы с тысячами бойцов Росгвардии. Мегафоны в руках полицейских перебивали друг друга, со скрежетом надрываясь монотонными предупреждениями:

— Просьба не скапливаться! Просьба не останавливаться! Вы будете привлечены к ответственности!

Силовики одного за другим выхватывали прохожих. До акции оставалось два часа, но задержания шли без пауз. Я шел вдоль улицы и писал редактору «Медузы»:

«Кого-то винтят»
«И еще»
«И еще»
«Выходят космонавты из двора мэрии»
«Взяли парня с девушкой просто стоявших»
«И еще парня»
«И еще»

Полицейские рации трещали требованиями хватать всех, кто снимает задержания и не может показать удостоверение журналиста. Высыпав из автобусов, силовики надевали защитные латы. На моих глазах полицейский наотмашь ударил мужчину кулаком в лицо — и через минуту отпустил, потому что тот оказался осведомителем в штатском!

Я метался по рассеченным заграждениями тротуарам. Интернет глушили, так что я мог опираться только на свои наблюдения и чутье. Откуда-то слышалось скандирование, и я раз за разом подходил к цепям силовиков, уговаривая меня пропустить, — но стоило пробраться туда, где недавно были протестующие, как оказывалось, что их уже выдавили куда-то дальше. Наконец я увидел большую группу протестующих на противоположной стороне Тверской. Они уперлись в строй космонавтов, те достали дубинки, сверху из окна кто-то вылил ведро воды. Вдруг люди устремились вбок, прямо на проезжую часть, — и я ринулся к ним, уворачиваясь от машин. Началось!

Первый ряд сцепился руками и широкими шагами двинулся вперед. Это были сплошь молодые парни — кто-то яростно скалился, кто-то улыбался, один даже нацепил балаклаву. За ними стояла уже сотня человек, и над Тверской разнеслось: «Один за всех и все за одного!» На дорогу впереди выбежали гвардейцы с дубинками, и в последний момент перед столкновением протестующие рванули обратно на тротуар.

Чуть дальше, перед дверями мэрии, их окружила полиция. Кто-то в толпе скандировал, кто-то пытался убеждать бойцов, рассказывая про коррупцию, зарплаты и украденные выборы, — но космонавты стояли глухой стеной, а из-за их спин выскакивали группы задержания, по одному утаскивая людей в автозаки. Глаза у бойцов ОМОНа были бешеные.

Я вытянул шею, высматривая очередную группу задержания перед новым броском, встретился взглядом с одним из бойцов — и уже через секунду омоновцы расступились, а меня согнули до земли.

Первые несколько шагов я еще пытался прокричать, что я журналист, но в глазах побелело: руку выкрутили до хруста. К счастью, автозак стоял неподалеку, и я уже решил, что мучение закончилось — но тут меня бросили в его стену, ударами раздвинув ноги пошире для досмотра. Кулак в пластиковой перчатке прижал мою руку к раскаленной решетке радиатора, и через несколько секунд я заорал от боли. Подошел старший, и я снова крикнул, что работаю как журналист. Те, кто меня задерживал, издевательски осклабились: «А что ж ты раньше не сказал?»

Меня отпустили через десять минут, и я пообещал себе, что впредь буду стараться снимать все эти неприметные проявления полицейского насилия.

За несколько часов я так и не увидел у мэрии по-настоящему большой толпы. Неужели полиция сумела предотвратить акцию? На Пушкинской площади вдоль дорог стояли силовики с собаками.

Я потянулся в переулок за узким ручейком молодых людей и через пару сотен метров замер в изумлении: улицы во все стороны были забиты митингующими! Пока я снимал отдельные группы у самой мэрии, основная часть протестующих пыталась выйти на площадь напротив и была выдавлена в переулки.

Стояние здесь продолжалось уже около часа, но закончилось через несколько минут после моего появления. Огромная масса космонавтов перегородила улицу от края до края, искрясь солнечными бликами на шлемах. На их пути были сцепившиеся руками люди — их легкая летняя одежда подчеркивала несоразмерность силы, как и плакатики со словами вроде «Хватит врать», которые поднимали из-за спин стоящих в первом ряду.

Бойцы смяли этих людей, выдавив с перекрестка, а потом и из ближайшего квартала. Вокруг захлопотали группы захвата — их было так много, что я без труда собирал в кадре два задержания одновременно. Оставшиеся на свободе принялись петлять по центру Москвы: пока одна группа людей перекрывала Садовое кольцо, другая вываливалась на Лубянку. Я то терял колонну, то снова находил, а протестующие то разделялись, то собирались снова. Усталая толпа зло скандировала, глядя на переполненные веранды кафе:

— Стыдно стоять в стороне!

В какой-то момент группа, с которой я шел, с разбегу попыталась прорвать цепь силовиков, перекрывающих выход на Тверскую. Я впервые видел на московских протестах слаженную атаку на строй ОМОНа — но силовики ощетинились дубинками и отогнали людей назад.

Независимые кандидаты, которых весь день предупреждали, обыскивали, задерживали и судили, призвали вечером собраться на Трубной. Но если гуляния полицию ошеломили, то объявление единой точки сбора лишь помогло силовикам. Всех, кто добрался до Трубной, обступили сотни и сотни полицейских.

Начальник полка полиции расхаживал по площади в окружении космонавтов. Он смотрел на жмущихся друг к другу изнуренных протестующих как на нашкодивших котят, выбирая тех, кто отправится в автозак. Всего за день задержали 1373 человек.

Московский протест много лет был подчеркнуто мирным, будто стерильным: ни фаеров, ни перекрытых улиц, ни попыток отбивать задержанных. Это было наследием тех, кто протестовал еще в нулевых — в явном меньшинстве им была необходима абсолютная моральная правота. Даже когда протест вырос, его культура сохранилась.

Власть пользовалась этим, наращивая давление на тех, кто выходил на улицы. Госдума увеличивала штрафы за несогласовки и ввела тюремный срок за повторное участие в них; лидеров унижали и арестовывали, пока проплаченные блогеры насмехались над их неудачами; силовиков становилось все больше, специальные полки для разгона митингов привыкли применять насилие, а парамилитари-структуры вроде казаков не были сдержаны вообще ничем.

Но у нового поколения протестующих не было привычки к полицейским унижениям. Молодые люди знали, что стерильный протест не сработал, и пытались отбивать друг друга и лидеров. Протест, все еще оставаясь мирным, перестал быть безответным — и опросы показывали, что его поддерживает большинство горожан!

Хотя эскалация насилия была виной властей, Кремль и мэрия использовали ее как повод для нового витка репрессий. Чтобы запугать горожан, пропаганде надо было выставить несогласных экстремистами. Симоньян выдумывала, что «митингующие пробивали себе путь к мэрии взрывпакетами»; телеграм-каналы публиковали неправдоподобное видео, на котором задержанный выкладывал из карманов молоток и ножи; телевизор врал про невероятное терпение силовиков и летевшие в них куски асфальта, а Собянин про якобы звучавшие призывы штурмовать мэрию.

Все эти потуги уничтожало видео, которое появилось везде. Одна из бродивших по городу групп протестующих замялась на углу у «Детского мира», когда в нее врезались омоновцы с дубинками. Они нацелились на нескольких парней и начали вбивать их в землю, даже не пытаясь задержать. Не в силах подняться, один из них начал истошно орать, моля о помощи; девушка попыталась закрыть его от ударов — тогда бойцы повалили ее на землю, и один встал берцем на раскинувшиеся по плитке длинные волосы. Крики людей перекрывал лай полицейских собак, а один из омоновцев даже сломал дубинку, молотя беззащитных активистов.

Пропаганда не справилась — и действовать стали силовики. Мужчин, которые пытались защищать избиваемых у «Детского мира», и еще одного парня, который коснулся забрала космонавта, отправили в СИЗО. В редакцию «Дождя» пришли с повесткой на допрос для главного редактора. Навального из спецприемника увезли в больницу с острой аллергической реакцией — вероятно, на слезоточивый газ, который нанесли на подушку; омоновцы избили журналистов, приехавших к госпиталю. На сотрудников ФБК завели дело за «отмывание денег», и Леонид Волков был вынужден остаться за границей. Мосгортранс потребовал у оппозиционеров миллионы рублей, якобы потраченные на автобусы для гвардейцев. Служба приставов и военкоматы отчитались о рейдах по квартирам тех, кто выходил на митинги.

Я до ужаса боялся, что меня вызовут в суд свидетелем обвинения и заставят давать показания против невиновных. Суд наверняка смог бы вырвать из них нужную фразу, и я оказался бы навсегда привязан к процессу. У меня началась настоящая паранойя: я допускал, что в квартире стоят жучки или камеры, говорил о политике шепотом и раз за разом перебирал архив в поисках фотографий, которые могут кого-нибудь подставить, если ко мне придут. Мне казалось, что логичный следующий шаг Кремля — арест нескольких сотен политиков, активистов и журналистов, всех, кто в глазах властей формирует протест. Паниковали все вокруг: как-то меня разбудил редактор «Медузы» — я не отвечал на сообщения, и он решил, что ко мне вломились с обыском.

Одной из тревожных ночей телефон звякнул уведомлением — «Порнофильмы» опубликовали новое видео. Володя Котляров, солист группы, стоял с гитарой у стены и под рубленые аккорды пел:

С пакетом мокрым на голове,
С электрометками на руке
Моя Россия сидит в тюрьме,
Но верь же мне… Это пройдет!