Евгений Фельдман. Мечтатели против космонавтов

Дорогие читатели!

По вашим просьбам мы возобновляем публикацию книги Евгения Фельдмана «Мечтатели против космонавтов» в рубрике Книга с продолжением. Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу и в аудиоверсии, и в бумажном виде и даже с автографом автора!

Читайте, оставляйте восторженные комментарии!

Редакция Книжного клуба Бабук

Глава 29. «Мы ненавидим тебя бесплатно».
Продолжение

День за днем я мучительно решал, ехать в Минск или нет. Во мне боролись долг, лень, тщеславие, страх и азарт.

В Беларуси силовики по-настоящему выцеливали журналистов, и я понимал, что легко могу оказаться избитым, остаться без съемки или даже лишиться техники. Не защитил бы меня и российский паспорт — задержанные москвичи рассказывали, как в ответ на просьбы позвонить в посольство омоновцы били их лишь сильнее, передавая друг другу со словами: «Смотрите, гражданин России приехал!» Шаткая пауза в милицейском насилии манила, но мне казалось нечестным приехать в такой момент, конкурируя за внимание и заказы с местными фотографами, которые работали под градом гранат и дубинок.

А главное, я вспоминал свои поездки на войну, прощание с Наташей и понимал, что просто не могу снова заставлять ее через такое пройти. Я сказал ей, что не поеду, если она запретит, — но она ответила, что знает о моей осторожности, верит чутью и поддержит любое решение.

Каждый день я перебирал в голове аргументы. Я даже успел съездить на границу России и Беларуси: из изолятора на Окрестина выпустили жестоко избитого корреспондента «Медузы» Максима Солопова, и редакция почему-то попросила именно меня забрать его из рук консула и заодно записать интервью. Колпаков очень бережно относился к моим метаниям. Он сразу сказал, что «Медуза» поддержит меня сопроводительным письмом, деньгами, адвокатом, но при этом уговаривал не рисковать и остаться в Москве. И все-таки мне все сложнее было усидеть на месте. В Беларуси творилась история, и я не мог смотреть на это со стороны.

Оставалось последнее препятствие — из-за коронавируса выезд из России был запрещен. К тому же мне хотелось спрятаться от белорусских властей: известность явно вешала мишень мне на спину. Я нашел контакты контрабандиста и за одну бессонную тревожную ночь на перекладных добрался до Минска. Квартиру я снял за наличные, постоянно транслировал редактору «Медузы» свою геолокацию, не выносил ноутбук на улицу и рапортовал о каждом походе в магазин.

Пауза в задержаниях закончилась как раз с моим приездом: силовики похватали журналистов, снимавших пикет у проходной завода. Я дошел до ближайшей парикмахерской и сбрил ирокез. По улицам один за другим ездили бусики, и каждый раз, когда такой микроавтобус тормозил рядом, я чувствовал подступающий ужас. Но одновременно город дышал свободой: везде виднелись протестные стикеры, а мимо шли люди с полузапрещенными бело-красно-белыми национальными флагами на плечах.

На вечер у оппозиции был назначен сбор прямо через дорогу от угрюмого здания КГБ. С одной стороны широченного проспекта стоял коричневый автозак с зарешеченными окнами, а на другой собиралась толпа в красно-белом. Она вдруг двинулась вперед, заполняя все скандированием, какой-то парень поднял над головой колонку, и после фортепианного вступления заиграл гимн нового протеста:

Мы не быдло, стадо и трусы,
Мы живой народ, мы белорусы!
С верой в сердцах держим мы строй,
Знамя свободы над головой!

Мы как раз вышли на площадь у Дома правительства, туда, где избивали протестующих десятью годами раньше. Флаги, песня, место — я чувствовал, как много это значит для людей вокруг, и вспомнил, как еще подростком смотрел трансляцию и всем сердцем болел за белорусов.

Прежде мне казалось, что эти прямоугольные чиновничьи корпуса подавляют все живое своей советской унылостью, — но теперь Минск был другим, свободным, и здания выглядели сжавшимися, будто стали несоразмерны площади, которая вдруг заполнилась тысячами людей. Кто-то вскарабкался на постамент памятника Ленину, вокруг зажгли фонарики, а крики: «Жыве Беларусь!» смешались с песней о том, что тюремные стены рухнут, обязательно рухнут.

Лукашенко все настойчивее добивался помощи от Путина. В первые дни после выборов он выглядел отчаянно, например, после одного из звонков поспешил рассказать, что добился от Москвы обещания «военной поддержки», хотя Кремль это не подтвердил. По слухам, Путин всегда недолюбливал Лукашенко, которого вечно приходилось выручать дотациями, и теперь вассалу дали всерьез испугаться бунта. Но он продолжал названивать в Кремль, и после первого грандиозного марша оппозиции ситуация явно изменилась: в Минск прилетел самолет главы ФСБ, бастующих белорусских госжурналистов заменила российская пропаганда, а к границам якобы выдвинулась Росгвардия.

Я засыпал, читая эти тревожные новости, а проснулся от ошеломляющего уведомления.

Отравление Навального
Политик находится в реанимации в Омске, он в тяжелом состоянии

Алексей в те недели всеми силами поддерживал белорусские протесты и одновременно готовился к региональным выборам в России. В Новосибирске и Томске он записывал расследования о местных единороссах, а в самолете в Москву ему стало плохо. Борт посадили в Омске, Навального увезли на скорой, а в интернете появилось видео, где он страшно кричит перед потерей сознания. Я вдруг понял, насколько, оказывается, вся моя вера в перемены в России сосредоточена в одном человеке.

Отчаяние было еще невыносимей на фоне белорусской надежды и страха. В доме, где я снимал квартиру, были будто намеренно тонкие стены, я слышал каждое слово соседей слева и каждый шаг этажом выше. В тот день в Минске снова начали хватать корреспондентов, нескольких моих коллег депортировали, и я всякий раз вздрагивал от лязга лифта.

Юлия Навальная спешно прилетела в Омск, но ее не пустили в реанимацию к лежащему в коме мужу, а больница оказалась заполнена сотрудниками ФСБ. Симптомы были слишком похожи на те, что испытывал Верзилов после акции на финале чемпионата мира, но попытки увезти Алексея в ту же немецкую больницу уперлись в уверения омских врачей, что он нетранспортабелен.

Телеграм каждые несколько часов загорался новыми объяснениями от пропаганды. Навальный отравился наркотиками! У него просто упал сахар в крови, надо было съесть рафаэлку! Результатов анализов еще нет, но это точно-точно не отравление!

Я готовил себя к тому, что следующим утром увижу на экране оповещение со словом «умер», но состояние Алексея улучшилось. Юлия написала резкое открытое письмо Путину, и через пару часов омские врачи дали согласие на перевозку Навального в Германию.