Евгений Фельдман. Мечтатели против космонавтов

Дорогие читатели!

По вашим просьбам мы возобновляем публикацию книги Евгения Фельдмана «Мечтатели против космонавтов» в рубрике Книга с продолжением. Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу и в аудиоверсии, и в бумажном виде и даже с автографом автора!

Читайте, оставляйте восторженные комментарии!

Редакция Книжного клуба Бабук

Глава 26. Я/Мы. Продолжение

Еще через несколько дней, 7 июня, я проснулся от звонка фоторедактора «Медузы». На экране ниже были непонятные сообщения: «Сегодня суд по мере пресечения. Сходи, пожалуйста».

Оказалось, что днем ранее в Москве пропал журналист «Медузы» Иван Голунов — но лишь ночью он смог позвонить коллеге и рассказать, что его задержали следователи, которые подкинули ему белый порошок и обвиняют в торговле наркотиками.

Мы не были знакомы с Иваном, но его методичные расследования воровства на мегаломанских проектах по реконструкции Москвы каждый раз становились хитами. Задержание Голунова шокировало всех независимых журналистов, и каждая новая деталь добавляла ярости: Ивана избили при допросе, лишив после этого доступа к врачам, а следователи отказались делать смывы рук, чтобы экспертиза не доказала его невиновность. «Медуза» писала, что Голунов готовил новое расследование и получал угрозы — редакция связывала уголовное дело именно с этим. Теперь журналисту грозило до двадцати лет тюрьмы.

Я ответил фоторедактору, что буду снимать бесплатно.

Полиция, оправдывая задержание журналиста, выглядела просто жалко. Таблоиды выложили фотографии «нарколаборатории», якобы обнаруженной дома у Голунова; через час эти же снимки опубликовала пресс-служба МВД; еще через четыре часа следователям пришлось признать, что они соврали — фотографии были сделаны в каком-то другом месте. Суд по мере пресечения отложили на день.

Молчание пропагандистов оглушало: дело выглядело совершенно нелепым, и почти все они до самого вечера пытались понять, что происходит. «Власть должна ответить на все вопросы общества по этому аресту», — пролепетала к ночи одиозная руководительница Russia Today Маргарита Симоньян.

Социальные сети были забиты рассказами людей, которым силовики тоже пытались подкинуть наркотики. Мой друг писал, как пару лет назад у него на входе в метро попросили для проверки паспорт; внизу эскалатора его ждал наркоконтроль, но он успел заметить подложенный пакетик и выбросить его посередине.

Законы о массовых акциях к тому моменту сделали невозможными любые спонтанные протесты, кроме одиночных пикетов, — но уже к середине дня у главка МВД собрались сотни людей. Они вставали на минимально разрешенном расстоянии, опоясывая здание, и к каждой точке выросла очередь. К ночи кто-то отметил место для центрального плаката огромным крестом из белого порошка: рядом шутили, что это порошок на подмену тому, который подкинули Голунову.

Утром 8 июня мы снова собрались у суда на окраине Москвы, куда должны были привезти Голунова, чтобы выписать двухмесячный арест. Вдруг стало известно, что журналиста вместо суда везут в больницу: ему стало плохо из-за побоев и истощения. Я помчался туда. У дверей приемного отделения стеной стояла полиция, вокруг сновали адвокаты и корреспонденты, но внутрь никого не пускали.

Информацию пришлось ловить по крупицам. Врач скорой звонил начальству, рассказывая, что скоро повезет Ивана в суд. Адвокаты передавали, что Голунова под конвоем держат в коридоре и издалека он выглядит все слабее с каждым часом. Члены общественной комиссии добились, чтобы журналисту дали немного поспать после бесконечных допросов.

Прошел слух, что суд могут провести заочно или прямо в больнице — а значит, у меня будет единственный шанс снять Ивана: когда его выведут, чтобы увезти. Я терся вокруг охранников и врачей, пытаясь примелькаться, пришутиться, подмазаться. Водители скорой слушали радио, и из их машины доносился бодрый рассказ диктора о деле Голунова и акциях в его поддержку. Доктора и пациенты, как один, понимающе кивали, когда я объяснял, что Голунова пытаются посадить за расследования коррупции при похоронах и обновлении бордюров. Сама больница служила иллюстрацией его текстам: пациентов доставляли на вертолетах, а потом тащили на каталках по настолько разбитому асфальту, что они корчились от боли на ухабах.

Вдруг, уже в сумерках, полицейские и врачи завели свои машины. Я решил, что ждать лучше у автозака — неизбежной конечной точки для конвоя. Но когда все журналисты собрались неподалеку, силовики вдруг нажали на газ и рванули вдоль длиннющего корпуса больницы. Понимая, что нас обманули, я с руганью побежал следом. У здания лежали какие-то стройматериалы, и я прыгал через них, глядя на заднюю дверь удаляющегося автозака. Два поворота, визг тормозов — издалека я лишь увидел, как Голунова забрасывают в резко остановившуюся машину. Доктора и полицейские провернули целую комбинацию, чтобы не дать нам снять коллегу.

Главный врач, видный единоросс с говорящей фамилией Мясников, в это время опубликовал огромный самодовольный пост в инстаграме:

— Для меня политика государства представляется неизбежно верной при всех издержках. Друга и единомышленника я бы, вероятно, прикрыл бы, но тут ни то, ни то…

Каким-то чудом мое такси успело к суду немногим позже конвоя. У дверей стояла огромная толпа, назначенное время начала подошло, но никого не пускали. Я совершенно отчаялся снять Голунова, как вдруг приставы расступились. Пресс-секретарь пообещала, что пустит фотографов первыми, но обманула: в дальнем конце зала вдоль клетки уже стояли высоченные штативы телевизионщиков. Я ринулся вперед, стараясь обогнать остальных коллег, и влез между операторами госканалов так, что оказался прямо напротив Голунова.

Он смотрел перед собой потерянным взглядом. Из оцепенения его вытащила Галина Тимченко. Каким-то образом директор «Медузы» пробилась к клетке одновременно с фотографами и теперь заговаривала Ивана, повторяя:

— Мы делаем все. Я тебя вытащу. Держись, Ваня. Никто не верит в твою виновность, никто, никто! Все первые полосы газет всего мира за тебя, ты везде. Все хорошо будет, все хорошо будет, держись, тебя все любят, все обнимают.

Голунов заплакал и без сил сел на лавку, закрывая лицо руками.

Я смотрел на Ивана и представлял себя на его месте. Могут ли мне так же подкинуть наркотики? Как я буду себя вести? Кто будет так меня защищать, раз я на фрилансе? Из окна донеслось многоголосое «Сво-бо-ду!», а я представлял себе последние часы Ивана перед задержанием. Вот он лег спать дома, проснулся, позавтракал, поехал на встречу — и вдруг подбежавшие со спины оперативники в одну секунду сломали его жизнь.

Из размышлений меня выдернул судья. Он явно спешил, дал защите всего пятнадцать минут на чтение материалов дела и обрубал выступления адвокатов. Судья торопил даже самого Голунова, постоянно перебивая, — но после короткого перерыва неожиданно отправил Ивана под домашний арест вместо СИЗО. Мы с Наташей недоуменно переглянулись: при таком обвинении и таких обстоятельствах это было безусловной победой для всех, кто вступился за Голунова. Но мы не ослышались, и после секундного замешательства все вокруг стали обниматься и кричать что-то Ивану.

Я ринулся к клетке. Цепь приставов уже выдавливала всех из зала. Впереди стояла пресс-секретарь суда, и я, упираясь ногой в скамейку, завопил, что она обещала пустить фотографов до телевизионщиков, а значит, сейчас должна дать мне поснимать еще немного. Женщина устало махнула приставам, те расступились, и я подскочил к клетке ровно в ту секунду, когда ее распахнули, чтобы Голунов вышел на свободу.