Евгений Фельдман. Мечтатели против космонавтов
Дорогие читатели!
По вашим просьбам мы возобновляем публикацию книги Евгения Фельдмана «Мечтатели против космонавтов» в рубрике Книга с продолжением. Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу и в аудиоверсии, и в бумажном виде и даже с автографом автора!
Читайте, оставляйте восторженные комментарии!
Редакция Книжного клуба Бабук

Глава 28. Öбнулись.
Продолжение
До марта путинские поправки к Конституции оставались шуткой. В рабочую группу по их написанию вошли спортсмены, артисты, писатели и казачий атаман — все они надулись от собственной важности и без конца рассказывали, как перепишут основной закон. Их даже не стали слушать: текст поправок внесли в парламент через три дня после того, как группа начала работу, а грандиозная реформа свелась к легкой настройке системы — в нее добавили костыли, которые позволяли Путину сохранить контроль и в случае ухода.
Через месяц к документу прицепили еще целый набор поправок. Они выглядели как пьяный сон консервативного литератора: «государствообразующий» русский народ, «память предков, передавших нам идеалы и веру в Бога», «брак как союз мужчины и женщины». А еще через неделю стало ясно, ради чего все это затевалось. Валентина Терешкова, пожилая космонавтка, неожиданно взяла слово на заседании Госдумы и с комсомольским задором предложила обнулить президентские сроки, позволив Путину править до 2036 года:
— Зачем крутить и мудрить? Зачем городить какие-то искусственные конструкции? Надо все честно, открыто и публично предусмотреть.
Спустя два часа в парламенте выступил уже и сам Путин. Он объявил о последнем шаге своей нехитрой комбинации: после одобрения парламентом и судом поправки должны были принять на всенародном голосовании. Его назначили на конец апреля.
Внезапная прямота, с которой президент устроил переворот, ошарашила оппозицию. Навальный заявил, что в законе об изменении Конституции никакое голосование не прописано — а значит, де-юре поправки уже приняты решением парламента. Многие либеральные политики призывали голосовать против поправок, но процедура «всенародного волеизъявления» даже не была нигде закреплена. Его могли проводить где угодно и как угодно, и всерьез рассчитывать на «опрокидывающее» протестное голосование было нельзя.
Ярче всех выступила Дарья Беседина, молодая депутатка Мосгордумы, победившая благодаря прошлогодней протестной волне. Она понимала, что останется в меньшинстве, но вышла к трибуне в майке с надписью «öбнулись» и призвала не поддерживать поправки. А потом, добавляя абсурда, выставила на голосование свой пакет безумных изменений Конституции. Там была и моя шутка из твиттера: «Семья — это священный союз мужчины, женщины и Владимира Владимировича Путина».
Уличный протест все равно был невозможен: разразилась пандемия коронавируса.
Дни начинались с красных цифр в таблицах и устремленных вверх графиков. У больниц собирались пробки из скорых, пытающихся сдать пациентов. В аптеках раскупили все медицинские маски, протестироваться было невозможно, и даже перечень симптомов был неясен.
Поначалу мы с Наташей боялись, что государственные ограничения поломают необходимые для безопасной жизни при пандемии сервисы вроде доставки, но к концу месяца стало ясно, что запреты необходимы, иначе в больницах закончатся места. По сети гуляли слухи, что город вот-вот закроют, а мэрия собирала списки журналистов государственных СМИ, чтобы выдать им пропуска.
Мне страшно хотелось документировать это время. Я прикидывал, есть ли у меня шансы на заветный квиток, и одновременно готовился снимать, не выходя из дома. Даже распечатал стопку писем соседям с просьбой связаться со мной, если они захотят стать героями одной из историй. У меня в голове роились десятки идей: я придумал серии о том, как меняются квартиры или их жители, как устраивается быт, ужавшийся до пары комнат, как выглядят опустевшие офисы и безлюдные весенние парки.
К тому моменту госмедиа уже давно использовали новояз, заменяя страшные слова нелепыми эвфемизмами: «взрыв» превратился в «хлопок», а «пожар» в «задымление». Коронавирус довел это до предела, и сначала Путин объявил «нерабочую неделю с сохранением заработной платы», а потом Собянин ввел настоящий карантин, назвав его «всеобщей самоизоляцией».
Город был почти пуст. В конце марта я снимал репортаж для «Медузы» (выходить на улицу так и не запретили) и лишь изредка видел людей: на Красной площади одинокий рабочий поливал брусчатку водой из лейки, у мемориала на месте убийства Немцова впервые за пять лет прервали дежурство, а редкие работающие кафе торговали через щелочки приоткрытых дверей. В тот день я обошел всю Москву, побывав и в центре, и на окраинах. До всегда забитой площади трех вокзалов я добрался к сумеркам. Началась метель, и в синем вечернем свете из мглы еле проступали московские высотки. Фигуры редких прохожих белели масками.
Трагедия коронавируса будто подчеркивала город, делая его одновременно хрупким и прекрасным, и я вдруг всем телом ощутил, какая это привилегия — видеть Москву такой. Это право можно было заслужить только работой на износ, и я продолжал снимать до глубокой ночи, впервые в жизни натерев шею ремнем от камеры.
Интернет был заполнен похожими историями со всего света: вот концерт испанских полицейских под окнами в закрытом на карантин городе; вот флешмоб американских врачей; вот посты на всех языках о пользе ношения масок. Надвигались страшные времена, но опасность была одинаковой для всего мира, и я надеялся, что простые символы борьбы с пандемией — карантин, маски, пустые улицы, социальное дистанцирование — станут общим опытом целого поколения. Мир должен был измениться, но, может быть, оборотной стороной трагедии окажется единение?
Я мечтал о том, как это может выглядеть в Москве: полицейскими усилят курьерские службы, пропагандисты будут рассказывать об опасности болезни, а соседи станут помогать друг другу. Мне даже казалось, что это начало происходить. Мэр Собянин вдруг заговорил нормальным человеческим языком, «Тараканы!» играли онлайн, чтобы развлечь сидящих на карантине, а редактор Катя бросилась волонтерить для проекта, переводившего медицинские статьи.
Мне было важно вести себя ответственно. Я отказывался от всех публичных выступлений вроде ярмарки самиздатов; день за днем агитировал в соцсетях за карантин, ношение масок и дистанцирование; мой кадр с Майдана был продан на аукционе помощи врачам. Раз в неделю я вел стримы, показывая свою коллекцию фотоальбомов и травя байки о прошлых командировках, а все старые проекты бесплатно выложил на сайт.
Мир, по которому я с такой легкостью ездил последний год, снимая эмигрантов, больше не существовал. То, что казалось мне лишь экспозицией — фотографии обычной жизни в районах, где жили уехавшие, — теперь стало документом уходящей эпохи. Я сгорал от нетерпения, надеясь показать готовые журналы сотням заказчиков, но решил отложить выдачи и презентации, чтобы не рисковать их здоровьем.
«Мечтатели против космонавтов»
электронная книга
аудиокнига
бумажная книга
бумажная книга с автографом автора





















